Почему я не обратился в Православие?
Глаз не может сказать руке: «Ты мне не нужна!» А голова не может сказать ноге: «Ты мне не нужна![1]»
Несколько лет назад мы с женой пошли на греческий фестиваль, организованный греческой православной церковью в центре Сент-Луиса. Когда мы гуляли вокруг здания, пытаясь решить, что нам хочется съесть, мы наткнулись на книжный магазин прямо в дверях церкви. Как заядлый читатель я взял книгу автора, о которой я никогда не слышал раньше, и я начал пробиваться через нее. Это было так освежающе лаконично, красиво сформулировано и... как бы это сказать... отличалось от того, к чему я привык в Западном Христианстве. Я обнаружил, что автор говорит вещи, которые я всегда чувствовал, словно я сам хотел сказать это, но не хотел сделать это из страха подвергнуться остракизму. Но здесь автор делал смелые утверждения об общинной природе спасения, самонаказании ада, важности отцов Церкви, необходимости молитвы о спасении и т.д. Я невероятно устал от аспектов христианства, которые основывались исключительно на индивидуалистическом интеллектуальном волеизъявлении. Я также почувствовал огромную глубину того, что говорил автор. Было ясно, что он действительно знал, о чем говорит, когда говорил о молитве. Он также, казалось, отражает традицию, историю, которая была намного больше, чем он сам. Нет нужды упоминать о том, что эта книга словно говорила со мной. Автором, конечно, был Каллист Уэр, и книга была простой маленькой книгой под названием «Как мы спасены?»[2].
Этот день ознаменовал для меня начало очень напряженного духовного путешествия. Я хотел узнать больше о Православной вере и пути святых отцов. Итак, я начал там, где начинают большинство протестантов, особенно из числа тех, кто был на некоторое время остановился в реформатском лагере. Я начал с интеллектуальной стороны вещей. Я хотел лучше понять богословские учения этой церкви. Я начал посещать вечерние богослужения в нескольких близлежащих приходах и искал собеседников как среди местных православных прихожан, так и священников. Несмотря на то, что весь опыт был немного похож на попытку попить из пожарного шланга, я чувствовал себя в достаточной степени духовно обезвоженным, чтобы принять его. Моя молитвенная жизнь была в руинах, и я действительно выгорел из-за служения, частью которого являлся. Православие было ужасно большим для поисков, понимания, но я чувствовал, в этой борьбе таилось нечто целебное. Я быстро обнаружил, что Православие гораздо более всеобъемлюще, чем версии Западного Христианства, частью которого я являлся. В нем была не просто глубокая теологическая перспектива, а способ, с помощью которого можно было бы прожить его через аскетизм. Что действительно привлекло меня туда, было представление о том, что для православных не стояло вопроса о том, как должна выглядеть жизнь личной молитвы и совместного богослужения. Я устал постоянно стремиться к инновациям в богослужениях по своей собственной прихоти всякий раз, когда я совершал литургию по воскресеньям утром в моей церкви. Я также был чрезвычайно обеспокоен тем, как много молитва, особенно молитва про себя, недооценена, подвержена пренебрежению и лишена всяческого приоритета в рамках Реформатской традиции. Православие представлялось способом, в котором Божий народ собирается для поклонения, и оно учило тому, как люди должны воплощать молитву в своей жизни. Я нашел нечто лечебное в этих вещах.
Я также начал все больше и больше проявлять интерес к православным текстам. Я прочитал все книги Иоанна Зизиуласа и большую часть книги Думитру Станилоэ. «Святой Силуан Афонский»[3] старца Софрония стала моей любимой книгой (до сих пор является ей), и я прочитал все, что мог старца Софрония и его ученика, архимадрита Захарии. Позже кто-то познакомил меня с Джоном Бером, и я впитал его учения как губка. Прочитав произведения всех этих современных деятелей, я начал читать отцов Церкви, которых они так часто цитировали. Я посвятил много времени изучению Иринея, Иоанна Златоуста, Григория Паламы и Игнатия Антиохийского. И Зизиулас, и Станилоэ вызвали во мне любовь к Отцам Каппадокийцам и Максиму Исповеднику, и я достаточно подробно прочитал их.
Меня зацепило все это и определенно я вошел в фазу, когда при соприкосновении со всем, что касается Православия, я начинал испытывать щенячий восторг. Прошло не так много времени, когда я начал замечать тревожную тенденцию внутри себя. Моя жена, в своей проницательной мудрости, заметила это с самого начала. Она никогда не разделяла ту любовь, которая медленно разжигалась в моем сердце к Православной вере. Сначала я был смущен тем фактом, что она не приходила в восторг от этой новообретенной версии веры также, как и я. Но, когда я начал видеть вещи, против которых она возражала, я начал постепенно выходить из моего щенячьего любовного увлечения и видеть то, о чем она говорит.
Вот почему православные потеряли меня (или, нас):
Я не искал новую веру! Перефразируя Каллиста Уэра, я искал «более полную версию» той веры, которая у меня уже была. Этого отношения, однако, было недостаточно для многих начатых мною отношений с православными. Я должен был отказаться от всего моего христианского прошлого. Все протестанты должны были стать для меня анафемой. Мои православные знакомые были озадачены тем, что я не ненавижу все западные и протестантские вещи так же сильно, как они. Я просто не мог обесценить всю благодать, которую я испытал как протестант. Я не мог кусать руку, которая так долго меня кормила.
Те из нас, которые ищут, не все являются версиями Фрэнка Шеффера 1990-х годов. Мы не все относимся с отвращением и ненавистью к нашему духовному воспитанию. Меня действительно беспокоила антизападная тирада, которая инициировалась многими обращенными в Православие, и которой часто аплодируют и поддерживают православные лидеры. Я не мог обратиться и стать еще одним антизападным плакатом для православных, и именно тогда я увидел, как мое путешествие быстро приходит к завершению. Я не мог сказать своим набожным христианским друзьям (как протестантам, так и католикам), что они «еретики» и «раскольники» — многие из них никогда не слышали о Восточной Православной Церкви. Я никогда не мог сказать им то же, что говорили мне, когда я спрашивал о Православии. Православные люди, как миряне, так и священники, были рады встречаться со мной всякий раз, когда у меня возникали вопросы, потому что у них всегда были возможности для «евангелизации». Я не понимал, как меня, того, кто несколько лет следовал за Христом, нужно «евангелизировать». Я не мог, в свою очередь, относиться к своим неправославным друзьям, как к нехристианскам, и «евангелизировать» их в Православие. Я не мог относиться к ним так, как если бы они не были частью подлинной Церкви Христа.
Многие православные обвиняли бы меня в том, что я слишком мирской, предполагая, что я лишь пытаюсь следовать современным западным настроениям, говорящим о политической корректности и инклюзивности. Это не так. Я бы не удержался от того, чтобы сказать моим неправославным христианским друзьям, что они еретики и не являются частью Церкви просто потому, что я просто я не хочу оскорбить их чувства. Я бы не сказал им такой ужасной вещи, потому что это было бы совершенной неправдой. Я нашел Христа в протестантизме или, лучше сказать, Христос нашел меня через протестантизм. Я никогда бы не отрицал это и не ожидал, что другие люди, окружающие меня, сделают это.
После того, как я поделился своими разочарованиями со священником, а затем с монахом, они оба сказали мне сделать то, что приносит в мое сердце покой. После того, как я принял их руководство к сердцу и провел несколько месяцев в посте и молитве, я сделал именно то, что они мне сказали. Я прекратил тяготеть к Православию, потому что это путешествие не принесло мне никакого мира. Находясь в эпицентре всех этих событий, я понял, что не могу обладать христианским смирением и в то же время быть православным. Я не мог признать, что другие христиане отлучены от Божьего Царства, считая, что я нахожусь в нем. Я не мог поверить, что подавляющее большинство христиан, которых я знаю, большинство из которых абсолютно ничего не знают о Православной Церкви, никогда не обретали истинного Пути Христа и союза с Ним. Я никогда не мог поверить, что мои западно-христианские друзья были еретиками.
В конце концов, меня отвратили не богословие или богослужение. То, что меня отвратило, — было элитарное отношение, которое воплощали отдельные православные, и то, что от меня ожидали эти конкретные люди. Я помню, как Фрэнк Шеффер говорил в нескольких своих лекциях, что «спасение — тайна» для православных. Многие из тех православных, которых я знаю, согласны с этим понятием... пока стремитесь стать православным. Если нет, то спасение уже не так загадочно... потому что вы не приобретаете его. Как я уже говорил, Каллист Уэр известен тем, что он говорит, что Православие является «более полной версией веры». Опять же, многие из православных людей, которых я знаю, согласятся с этим, пока вы находитесь на пути к тому, чтобы стать православным. Если это не так, то меньшая версия веры на самом деле не является верой вообще. Как отмечает митрополит Иоанн Зизиулас: «Как любил повторять покойный о. Георгий Флоровский, подлинное кафоличество Церкви должно включать как Запад, так и Восток»[4]. Многие православные, которых я знал, согласятся с таким заявлением, если под упомянутым здесь «Западом» понимать Православие на Западе, а не собственно Западную Церковь.
На этом этапе я хочу повторить очень важное предостережение. Я не хочу критиковать здесь всех православных христиан. Это не реакция на все Православие, а на мое очень ограниченное взаимодействие с ним. Многие люди, которые взаимодействовали с Православием или даже обратились в эту общину, имеют истории, которые сильно отличаются от моих, и я полностью признаю это. Я собираюсь критиковать не Восточную Православную Церковь, но отношение части восточной православной общины, с которой у меня был непосредственный личный контакт. Я также знаю, что православные читатели будут реагировать на это по-разному. Некоторые действительно поверят, что я еретик, и занимаюсь ничем иным, как выбрасываю кучу бредового мусора. Другие поймут, откуда я взял то, что говорю (даже если они не согласны со мной по нескольким пунктам), потому что они видели аналогичные тенденции в православной среде, и они скорбят о таких тенденциях. Они скажут: «Это печально, потому что это не то, чем должно быть Православие». Скажу, опять же, я не пытаюсь начать полномасштабное нападение на Восточную Православную Церковь. Я просто хочу поделиться своей историей, потому что думаю, что православным читателям будет полезно услышать ее, вне зависимости от того, согласны ли они со мной или нет. Я также пишу это для моих западных христианских друзей, которые были пристыжены нашими восточными братьями и сестрами за то, что нашли Христа в Западной Церкви, и за то, что они решили продолжать следовать за Ним там. Я знаю людей, которые очень сильно пострадали от пренебрежительного и злобно элитарного отношения близких, обратившихся в Православие.
Из всего, что я сказал до этого, вы можете представить, что некоторые из недавних событий в православном мире были довольно тревожными для меня. Я читал обо всех разногласиях, которые привели к недавнему заседанию Собора на Крите и последовавшим за ним потрясением. Реакция на Крит в православном мире, особенно на 6 часть статьи «Отношения Православной Церкви с остальным христианским миром», действительно беспокоит меня. Вот о чем я говорю. Это было написано одним митрополитом перед тем, как Собор был созван:
«Православная Церковь Христова никогда не теряла «единства веры и общения Святого Духа» и не принимает теорию восстановления единства «верующих во Христа», потому что считает, что единство верующих во Христа уже существует в единстве всех крещенных Ее детей, между собой и со Христом, в Ее истинной вере, где нет еретиков или раскольников, по этой причине Она молится о возвращении их в Православие в покаянии[5]».
Мое сердце сжалось еще больше, когда я читал о реакции на это горы Афон (также помните, моя любимая книга «Святой Силуан Афонский»). Монахи там считают, что Константинопольский Патриарх будет способствовать распространению «все-ереси экуменизма»[6].
Для меня это странное и совершенно обескураживающее представление, что для того, чтобы достичь единства с православными, мне приходится обращать «раскольнического» и «еретического» себя, особенно учитывая тот факт, что я лично никогда не покидал членство ни в одном православном приходе. Кроме того, всякий раз, когда я признаю благодать Христа в вашей традиции, в то время как вы осуждаете Божью благодать в моей собственной, это не создает у меня впечатления, что из нас двоих именно я являюсь «раскольником».
Я не могу не задуматься над сочинениями святого Игнатия Антиохийского, когда я читаю и слышу о большей части негативной реакции православного мира на некоторые выводы Критского Собора. Я чувствую, что много этого негативного всплеска находит свое начало в трудах святого Игнатия (как могло быть иначе?). Некоторые ссылаются на него напрямую, чтобы поддержать свои претензии. Хотя я понимаю, что Святой Игнатий пишет, что церкви не должны ничего делать без епископа»[7] и блюстись от еретиков, которые отрезали себя, я не могу не думать, что контекст в современном мире немного отличается от того, в котором жил Игнатий.
Во-первых, ранняя Церковь была вполне едина уже в рамках учения апостолов и в связи с рукоположением пресвитеров. Это сильно отличается от современного мира. В то время не было таких вещей, как деноминации. Поэтому нужно было быть упреждающим и преднамеренным раскольником, если ты хочешь отделиться от Церкви и идти своим путем.
Кроме того, разногласия, существовавшие тогда между епископами и еретиками, были более серьезными, чем разногласия, существующие между православными епископами и Западной Церковью сегодня. Послушайте, как Святой Игнатий описывает еретиков своих дней:
«Ибо они говорят о Христе не для того, чтобы проповедовать Христа, но для того, чтобы отвергнуть Христа, и говорят о законе не для того, чтобы утвердить закон, но для того, чтобы провозгласить ему противоречащее. Ибо они отчуждают Христа от Отца и закон от Христа. Они также клевещут на Его рождение от Девы; они стыдятся Его креста; они отрицают Его страдания и не верят в Его воскресение. Они представляют Бога как неизвестное существо; они считают Христа нерождённым; а Духа почитают несуществующим. Некоторые из них говорят, что Сын — всего лишь человек, и что Отец, Сын и Святой Дух — это всего лишь одно и то же лицо, и что творение — дело Божие, совершенное не Христом, а какой-то другой странной силой» [8].
Лично я не знаю ни одного западного христианина: ни католика, ни протестанта, которые придерживались бы какой-либо точки зрения этой еретической традиции, описанной Святителем Игнатием. Учитывая, что это так, возможно, слово «еретик» нужно немного переосмыслить. Искренне надеюсь, что мои православные друзья увидят, что клин, разделяющий нас — западных христиан от их епископов, гораздо менее суровый, чем те противоречивые вопросы, о которых говорит святой Игнатий.
Наконец, существуют двойные стандарты в отношении тех, кто хочет удержать единство от нас, западных христиан. Я не понимаю, как те, кто не следует православному епископу, каким-то образом являются еретиками, в то время как те, кто не соблюдает ту единую Евхаристию, о которой говорит Святой Игнатий, не являются таковыми.
«Итак, будьте внимательны, чтобы иметь только одну Евхаристию. Ибо есть одна плоть Господа нашего Иисуса Христа и одна чаша, чтобы показать единство Крови Его; один жертвенник; как есть один епископ, и пресвитерство и диаконство, рабы Мои; что бы вы ни делали, делайте это по воле Божией»[9].
Митрополит Иоанн Зизиулас дополняет:
«Сочетание существующих фрагментарных литургических свидетельств первых веков позволяет нам узнать, что «вся церковь», живущая в определенном городе, «собиралась» главным образом в воскресенье, чтобы «преломить хлеб». Это собрание было единственным в этом конкретном месте, и в этом смысле оно включало «всю церковь»[10].
Есть ли хоть одна евхаристия Восточной Православной Церкви, совершаемая в каком-либо регионе под руководством одного православного епископа, или мы часто находим несколько евхаристий, совершаемых несколькими епископами в одном и том же регионе? Не существуют ли в различных юрисдикциях (ПЦА, РПЦЗ, Антиохийская, Греческая, Румынская, Сербская церкви и т.д.) свои церкви в непосредственной близости друг от друга, которые служат свои собственные евхаристические службы под руководством своих епископов? В моем собственном городе (Сент-Луисе) я знаю, что все приходы не собираются вместе для Литургии, а служат отдельно по воскресеньям. Разве это не противоречит тому, чему нас учит Святой Игнатий? Является ли это воплощением единства, о котором он говорит, когда православные церкви разделены по этническому признаку?
Другое отклонение касается служения епископа:
«Служение епископа в древней Церкви по существу является председательством Евхаристического собрания. Все литургические и канонические элементы рукоположения епископа предполагают простую ситуацию, когда в каждом городе была одна церковь и один епископ (все имена епископов в ранней церкви, начиная со времен Игнатия Антиохийского, имеют связь с конкретным городом), который был окружен коллегией пресвитеров (на самом деле он сам был одним из пресвитеров и долгое время назывался «пресвитером» (ср. Ириней)). Появление прихода разрушило это сооружение, — разрушение, которое повлияло не только на епископское, но и на пресвитерское служение. Ибо это означало, что с тех пор евхаристия не требовала присутствия пресвитеров в качестве церковной общины, — что является сущностным аспектом изначального значения пресвитерия, — для того, чтобы существовать как поместная Церковь. Таким образом, одного пресвитера было достаточно, чтобы создать и возглавить евхаристическое собрание — приход. Можно ли назвать это собрание «Церковью»?[11]».
Зизиулас продолжает спорить здесь и в других местах (он затрагивает эту тему во всех своих книгах, которые я прочитал), что всякий раз, когда древняя Церковь переходила от двух различных видов богослужений (Дом Григорий Дикс называет их «богослужения собранием» и «евхаристическим служением»; Дж.Дж. Фон Аллмон называет их «служением слова» и «служением Евхаристии»), многое было скомпрометировано в Литургии и жизни церкви, что повлияло на всю полноту христианства. Таким образом, можно повторить и перефразировать вопрос, с которым Зизиулас заканчивает эту последнюю цитату: «Может ли кто-нибудь из нас действительно называть наши собрания “Церковью”, когда они резко контрастируют с тем, как это было в древней Церкви»?
В своей книге «Евхаристическое Общение и мир»[12]. Зизиулас также рассказывает о литургических сдвигах, которые повлияли на Православие на протяжении веков. Хотя он признает, что «форма Литургии и все богослужения сохраняются с почти полной верностью и точностью», он также призывает читателей продумать об изменениях, произошедших во времена Византии, «оказавшие косвенное и разрушительное влияние на культовую символику Литургии». Затем он отмечает четыре изменения:
а) Скевофилакион (святилище) исчез из церквей, изменив символизм Малого и Великого входов.
б) Различия между епископской и пресвитерской литургией растворились.
в) В связи с принятием индивидуалистических и рационалистических подходов он говорит: «Мы, православные, подошли к тому, что не знали, что делать с нашей Литургией и нашим Преданием. Те, кто целует иконы или руку священника, делают это по привычке, не зная почему, и находясь под издевающимся взглядом тех, кто знает лучше». Говоря это, он имеет ввиду, что есть люди, которые настолько подпали под «просветление» в Православии, что большая часть символизма в православном поклонении стала «богобоязненной простотой», «ерундой», «суеверием» и «магией» для тех, кто «знает лучше».
г) «Благочестие» захватило большую часть православного мира, тем самым низведя большую часть величия эсхатологического символизма в Литургии до более простых форм. Он приводит примеры того, как люди предпочитают загородные часовни соборам, чтение молитв пению, скромные облачения, — искусно украшенным.
Я не пытаюсь выдвигать сложные аргументы против восточно-православного богословия или экклезиологии. Во-первых, Западное Христианство также не соответствует учению святого Игнатия. Во-вторых, митрополит Зизиулас уже критикует свою собственную традицию изнутри; я не хочу ничего добавлять (и не могу это сделать), а просто указать на то, что он уже сказал.
Я просто хочу спросить тех православных, которые считают меня еретиком и не достойным воссоединения: «Почему я (и другие западные христиане) должен следовать писаниям святого Игнатия всякий раз, когда речь идет об учении епископов, но вам не нужно следовать его учению и учению других отцов Церкви, когда речь идет о совершении одной Евхаристии под руководством одного епископа? Как могут западные христиане быть еретиками, отклонившимися от Предания, когда Православная Церковь также не была полностью верной в плане сохранения первоначального способа поклонения древней Церкви, как отмечают ее видные богословы?»
Приближаясь к завершению, я полагаю, что хочу также обратиться к тому, что многие православные сегодня подчеркивают, что Божественная литургия была передана неизменяемым образом на протяжении веков. Я часто слышу утверждение о том, что апостол Павел или любой другой апостол с готовностью распознает как свою современную православную литургию. Я полностью согласен с тем, что в восточных литургиях есть много, что древние христиане с готовностью распознают как свое. То же самое можно сказать и о традиционных западных обрядах. Тем не менее, я думаю, что с православными нужно немного поспорить об этом. Как мы видим в примечаниях Зизиуласа выше, ситуация не осталась полностью неизменной на протяжении всего времени. Мы, западные, не единственные, кто отступил от древних путей, и мы не единственные, кто ввел изменения в полученные нами традиции.
Одно православное богослужение в воскресенье утром не является двумя богослужениями древней церкви. Что-то изменилось, благодаря чему они объединились.
Оставлять оглашенных на службе — это не то же самое, что изгонять их.
Множественные епископы в одном городе не приравниваются к одному епископу в древнем христианстве, и множественные евхаристии в одном городе — не то же самое, что одна Евхаристия под одним епископом в одном городе.
Удаление древних церковных гимнов ради удобства или экономии времени — это не то же самое, что их сохранение.
Изменить движение входов — не то же самое, что оставить его неизменным.
Используемая литература:
https://www.biblegateway.com/passage/?search=1%20Corinthians+12%3A21
https://www.amazon.com/How-Are-Saved-Understanding-Salvation/dp/1880971224
Zizioulas, John. Being As Communion. Crestwood: St. Vladimir’s Seminary Press, 1985. 26
http://www.earlychristianwritings.com/text/ignatius-trallians-longer.html
http://www.earlychristianwritings.com/text/ignatius-trallians-longer.html
http://www.earlychristianwritings.com/text/ignatius-philadelphians-longer.html
Zizioulas, John. Being As Communion. Crestwood: St. Vladimir’s Seminary Press, 1985. 150
Zizioulas, John. Being As Communion. Crestwood: St. Vladimir’s Seminary Press, 1985. 250
Zizioulas, John. The Eucharistic Communion and the World. London: T & T Clark, 2011. 95
---
Автор: Ти Джей Хампри, учился в Богословской Семинарии «Нашота хауз» и стремится стать священником Епископальной Церкви. Занимается реляционной онтологией, литургическим богословием, общинной жизнью Церкви.
8 августа 2016 г.
Источник: https://conciliarpost.com/journeys-of-faith/to-my-eastern-orthodox-friends-am-i-really-a-heretic/